Психология. — 2003. — № 1(43). — С.15-18.
Окружающий мир постоянно являет нам события, которые с упорством элементарных частиц вырываются из причинно-следственных связей. Иногда ощущение уже виденного (déjà vû) не покидает нас очень долго, и мы не в состоянии отделаться от впечатления, что воспринятые нами события и люди — это какой-то нелепый повтор во Вселенском фильме.
С такой точки зрения сюжет фильма «Бойцовский клуб» («Fight club») является аллюзией на события, произошедшие в Нью-Йорке в памятный сентябрьский день 2001 года. Только аллюзия предвосхитила события. Падающие небоскрёбы в кадрах телевизионного репортажа и художественного фильма поражают своей синхронностью и одной сюжетной линией постановки.
Совсем не хочется уподобиться кинокритику и с цейсовской точностью рассматривать художественные достоинства и недостатки работы режиссёра, сценаристов, актёров и прочих причастных к появлению этого шедевра. Будем анализировать увиденное как своеобразный этнографический отчёт о жизни современного американца, да и западного человека вообще.
Первый вопрос, который начинает вас мучить где-то после первой трети фильма — как это Голливуд снял ТАКОЙ фильм. Фильм, в котором клерк автомобильной компании, одинокий, страдающий человек, превращается в руководителя террористического подполья, действующего на всей территории США. Непонятно, как нужно относиться к антисоциальным (именно таковым, а не антиправительственным или антигосударственным) действиям участников проекта «Разгром», начиная от мелкого хулиганства («а что он вытворял с грибным соусом!»), разгрома кафе, и заканчивая взрывами небоскрёбов. Непонятно, почему нагнетается впечатление, что любые революционные или радикальные действия вообще неизбежно должны иметь профашистский облик [1]. То ли чтобы запугать обывателя (по принципу «лекарство хуже болезни») и отвратить его даже от молчаливого одобрения того или иного радикализма, то ли чтобы спровоцировать (в реальности) такие антисоциальные действия, которые без труда могут быть пресечены карательными органами государства. То ли и то, и другое вместе.
Итак, начнём с начала, то есть с Рассказчика. Против чего протестует этот человек? Против тупой бюрократии, против одиночества, против утраты себя. Протест этот протекает не на рафинированном уровне психоаналитического триллера. Отнюдь. Именно разум выступает разъединяющим элементом, который пытаются перебороть западные люди. Это не «бунт против разума», которым пугают футурологи. Это, скорее, уход, избегание рационально-утилитаристской и потребительской зацикленности, зависимости от имущества.
Главный герой лишается своего дома, вещей и документов из-за взрыва. Этот взрыв — осознание очень тонких проблем и тенденций. Это, во-первых, психофизиологическая проблема — бессонница; во-вторых, психологическая — очень острая потребность в признании; в-третьих, патопсихологическая — раздвоение личности; в-четвёртых, социальная — атомизм, тяга к общности, проблема идентификации себя как мужчины.
Казалось бы, в схеме голливудского боевика нет места столь глобальным и академическим проблемам. Но, оказывается-таки, есть, если только этот боевик отражает реальность. Давайте присмотримся к каждой из затронутых проблем.
Итак, бессонница. Она, в конце-концов, приводит к раздвоению личности Рассказчика — появляется ещё одна персона — Тайлер Дёрден (его очень хорошо сыграл Бред Питт). Эта личность есть полная противоположность нашему клерку, он (его мечты, стремления, его идеал) самоуверенный, не знающий отбоя у женщин [2], привлекательный и решительный. Именно этот образ становится виртуальной реальностью, доступной и данной в ощущениях только нашему клерку. Ему кажется, что он спит, но на самом деле он работает за того «другого».
Немного отойдём от «Бойцовского клуба». Сама идея бессонных маньяков получила в последние годы определённое распространение. В 1994 году писатель Коул Перримен создал свои «Смертельные игры» (Cole Perriman, «Terminal Games»), в которых ключевую роль играет некий мистер Огги (Mr. Oggy). Этого человека нет в реальности. Он — результат деятельности участников игры «Бессономания». В ней каждый игрок имеет своего электронного двойника — «другого». Но виртуальный мир оказывается не таким уж и пассивным. Подкрепляясь бессознательными устремлениями игроков, игра формирует мистера Огги, а он, в свою очередь, контролирует поведение реальных людей по эту сторону экрана.
Коул Перриман в своей книге приводит одну интересную мысль (её, видимо, позаимствовали авторы фильма). Это идея учёного-психиатра Даниела Деннета (Daniel Dennet), которая заключается в том, что когда шизофреники слышат голоса, то на самом деле они слышат собственную субвокальную речь. Получается, что слуховые галлюцинации шизофреников (а ведь главный герой «Бойцовского клуба» что-то, засыпая, шепчет!) — это шёпот их тела.
Вторая, немаловажная проблема — потребность в признании и самоутверждении. Не зря эти характеристики занимали главное положение в мотивационной иерархии А.Маслоу (A.Maslow). Недостаток этих чувств приводит главного героя в различные группы взаимопомощи соматических больных, среди которых он чувствует себя уверенно, ибо ничем серьёзно не болен, а всего лишь симулирует (тенденция не воспринимать проблемы тела всерьёз [3]). Кроме того, посещение групп решает проблему его одиночества и бесцельно-виртуального существования.
Примечательно, что наш герой оказывается на группах встреч мужчин, подвергшихся частичной кастрации (удалению одного из яичек). Повторяя вместе с ними девиз: «Я такой как все мужчины», клерк, видимо, пытается избавиться от чувства своей мужской неполноценности, некой социальной кастрации. Иначе, авторы фильма подсовывают нам (возможно непредумышленно) вариант развития эдипового комплекса, когда главный страх мальчика (страх, что отец, защищая свои сексуальные права на мать, оскопит его) сбылся.
Откуда же берётся эта отчуждённость и пустота индивидуального существования? Если обратится к работам Эриха Фромма (E.Fromm), очень тонко и подробно анализировавшего кризисные являения западного (американского в т. ч.) общества, то можно видеть, что корень проблемы лежит в капиталистической экономике [4]. Человек очень сильно отчуждён от результатов своего труда: рабочий, который производит продукт, ему не принадлежащий, и менеджер, который этот продукт перераспределяет. На это накладывается чрезвычайно сильная ориентированность жизни современного американца на потребление. Капитализм, как извествно, превращает всё и вся (людей, в том числе) в товар, который оценивают и продают на глобальном рынке.
А товар, понятное дело, должен быть стандартизирован, удобен в пользовании, красиво упакован и снабжён этикеткой. Следовательно, на рынке труда не место индивидуальному разнообразию, поведение человека должно быть предказуемо (управляемо, причём так, чтобы создавалось ощущение полной свободы [5]), и каждому должна быть выдана строгая и функциональная форма: менеджеры — в белых сорочках и чёрных галстуках, рабочие — в синих комбинезонах, вояки — в хаки, а террористы — в безликих масках. При таком подходе разрушение личности неизбежно.
Но ведь индивидуальные отличия никуда не деваются, их лишь прикрывает упаковка, видимость, маска [6]. Беда в том, что эту маску мы принимаем за лицо. Виртуализация бытия, как побочный продукт капиталистического производства, неизбежна. Особенно ярко это проявляется у менеджеров, которые по определению далеки от производства. Наш герой именно таков.
Отчуждение, о котором идёт речь в фильме, лежит очень глубоко. Оно разделяет организм на рационально-виртуализированную сущность (маску) и тело, которого как бы нет. Но тело не исчезло. Оно пытается докричаться и достучаться (пусть даже кулаком) до «воспарившего сознания», но тщетны попытки осуществить это днём, когда человек бодрствует. И тогда тело начинает шептать ночью...
Появляется очередная проблема — раздвоение. Н. Кетрин Хейлз (N. Katherine Hayles) пишет: «Можно представить, что пользователи (программы „Бессономания“ — прим. наше) особенно, когда они утомлены (не забываем, что они страдают бессонницей), переходят на субвокализацию, слышат свои голоса с экрана, когда проецируют на своих „других“ тревоги, желания и даже другую личность» [7].
Субвокализацию можно рассматривать как механизм оживления другой личности, и он может сработать без помощи компьютера. Главный герой формирует «другого» (Тайлера Дёрдена), слушает его, советуется с ним, ревнует, работает и убивает, обретая при этом свою целостность. Причина возникновения этой второй личности как раз и состоит в отсутствии контакта с телом, а виртуальное существование человека позволяет проделывать с ним вещи пострашнее всяких взрывов.
Итак, тело заявляет о себе через боль (очень важный сигнализатор угрозы существованию), драку и борьбу, драку с самим собой. Может показаться, что сам подход к обретению целостности самого себя банален или физиологичен, т. к. базируется на активизации подсознательных реакций и архаичных форм социализации, однако именно с этими явлениями связана, в частности, ситуация постмодерна [8, 9].
Подойдём к проблеме более грубо — с позиций социологических. Происходит определённое окультуривание западного человека/мужчины. Европейская цивилизация разум предпочитает эмоциям и страстям, заставляет их подчиняться иудео-христианской культурной модели. Всё это приводит к стиранию и ослаблению черт, присущих человеку per se. Мужчина перестаёт быть агрессивным, напористым, сильным...
Известный французский социолог Эдгар Морен (E.Moren) в
По мнению этого учёного, мужчина гуманизируется за счёт активизации в нём генетической (на эндокринном уровне) и культурной женственности, а также за счёт развития юношеских черт. Исходя из подобных теоретических умозаключений и из отношения нашего сомнамбулы к современному миру (брошенная им фраза в автобусе «Разве настоящие мужики так одеваются?»), можно сделать вывод, что ныне западная культура в значительной степени утратила единый и непротиворечивый образец того, что значит быть мужчиной.
Попытка вернуть его через гомосоциальные связи «Бойцовского клуба» напоминает первые общности — «мужские дома». В этих «домах», существующих в каждом первобытном племени, мужчины живут до (и, иногда, после) обряда мужской инициации, перенимая воинственный дух и мужские доблести предков. У героев нашего фильма всё именно так и обстоит — атомизированные, до крайней стапени индивидуализированные мужчины, лишённые идентичностных характеристик [11], решают выйти из виртуального мира идей и вернуться к телу.
Можно задаться вопросом, почему представители такой индивидуалистично ориентированной нации, как американцы, решают создавать общность, хотя и примитивную по своей сути? Скорее всего этим подтверждается тезис К. Маркса о человеке, как о существе социальном [12].
Маркс понимает личностную свободу не как свободу «птиц-пролетариев», вольных умирать с голоду. Напротив, он определяет модус, которым затем пользуется Э. Фромм: есть две свободы — формальная (отрицательная, «свободен от чего?») и содержательная (положительная, «свободен для чего?»). В первом случае общество представляется человеку как цепи и путы, мешающие жить. Во втором — общество для человека есть совокупность скреп во взаимодействиях с окружающими, опор для самореализации.
Современный автор Амитаи Этциони (A.Etzioni), занимающийся разработкой этических концепций в рамках своей теории «коммунитарных сетей», вторит Марксу: «Абсолютно свободных личностей, подобных тем, что представляют себе индивидуалисты, не существует и никогда не существовало. Человек общественен по своей природе и постоянно испытывает воздействие со стороны культурных, социальных и моральных факторов, не говоря уже о влиянии других людей» [13]. Если мы не уважаем эти факторы и игнорируем нравственные устои общества, то ни о каком свободном развитии личности речи быть не может.
Эрозированная же постмодернистскими экспериментами культура и релятивизированное общество, лишённое чёткой системы человеческих ценностей, приводит к актуализации стихийных, дососциальных форм поведения — драки, боя, уничтожения [14]. Таким образом отдельные индивиды, надломленные усложнённой до предела цивилизацией, начинают всё с нуля. Возвращение в тело невозможно без боли, объединяющей всех одной мерой и не ведающей различий между богатым и нищим, управленцем и работягой. Боль опускает «на грешную землю» людей, витающих в бестелесных сферах постмодернового мира, постоянно играющих со словами вместо того, чтобы воспринимать реальность.
Самое интересное состоит в том, что сформировавшаяся общность мужчин начинает действовать и бороться против существующего порядка вещей. Их сознание, очнувшееся от спячки, вызванной масс-культурой, стремится изменить отчуждающий режим.
Мужский дома перерастают стараниями раздвоившегося и не спящего героя в организацию, подпольно действующую на всей территории США. «Нас много, не злите нас!» — заявляет Тайлер/Рассказчик полицейскому чиновнику. Не злите Америку, которую не видно за блеском огня и шелестом «зелени» в банках. Не злите Америку мелких клерков и посудомоек, строителей и военных, официантов и киномехаников!
Но социальное недовольство легко направить в сторону, более того, сделать так, чтобы оно не только не разрушало, но и парадоксальным образом укрепляло существующий порядок: плохо сейчас; раньше, в «добрые старые времена», было лучше; вопросы «кто виноват?» и «что делать?» — классика не только наша; вот и подсовывают нам ответ — мужчины нынче слабы, женственны, отдаются сами, хотя должны брать. Поэтому, когда мужчины обретут былую силу и власть, укажут бабам их место (в постели — как это делает Тайлер), всё наладится [15]. Виноватых (и, одновременно, жертв) нашли. Что делать?
Раз идеал был в прошлом, то, чтобы вернуть его, нужно двигаться назад. Собственно, это и выливается в экстремистские действия профашистских организаций, одну из них мы видим на экране. Крайне харизматичный лидер, его обожание, бритые головы и униформа (кстати, это опять-таки удобная этикетка, чтоб зрителю долго не объяснять), фанатизм, ну и, наконец, мыло из человеческого жира, прямо апеллирующее к концлагерям и крематориям, — создают чёткий, стереотипный, легко узнаваемый образ.
Небольшой экскурс в историю опять вызывает чувство уже виденного. «Это не кино. Это город. Это наш дом» — такое название получила статья в американском еженедельнике, посвящённая взрыву федерального здания в Оклахоме 19 апреля 1995 года [16].
Террор против властей, взрывы Тимоти Мак-Вея17 и его соратников заставили тогда заново посмотреть на внутренние проблемы в стране. Оказалось, что федеральная власть в физическом смысле подавляет очаги как свободомыслия, так и чрезмерного пуританского консерватизма. Оказалось, что в штате Мичиган существует военизированные формирования «патриотически настроенных граждан», весьма многочисленные (100 тыс. людей в более чем 30 штатах) и религиозно-консервативные.
Выходит, что сюжет фильма не такая уж и фантастика. Он опирается на факты и отражает реальные тенденции американского общества. Голливуд по-своему откликается, перерабатывает и изображает (а может быть, и искажает кому-то в угоду [18]) жизнь вне экрана.
Падающий небоскрёб может оказаться на поверку делом рук самих американских граждан, а не Осамы бен Ладена, который стараниями американских СМИ превратился из человека в миф, страшилку для взрослых. Ибо на систему «имеют зуб» сами её винтики. Видимость, которая создаётся в СМИ, затуманивает и делает неосознаваемой и невидимой войну. Войну, которая уже идёт и уносит жизни обыкновенных людей. Войну, которую ведут бойцы невидимого фронта, потому что «на том стоят и не могут иначе»!
Примечания:
1 социальный состав проекта «Разгром», представленный современными люмпенами, тоже весьма мало симпатичен.
2 Тайлер, к примеру, смог занять верхнюю, доминантную позицию по отношению к очень доминантной и неженственной Марле. Рассказчику в реальной жизни сделать это не удаётся.
3 Именно поэтому ему так мешает присутствие в группе такой же симулянтки — Марлы Сингер.
4 Фромм Э. Здоровое общество / Психоанализ и культура: Избр. труды К.Хорни и Э.Фромма. — М.: Юристъ, 1995. — С.273-596.
5 Это называется по-другому манипуляцией сознанием.
6 См. у Кона: «некоторые мужчины и женщины, вынужденные по роду своих занятий носить формальную, „гендерно-специфичную“ одежду, надевают под неё экзотическое бельё, делают на теле специфические наколки и т.п. Стоит человеку раздеться, как его тело сообщает о нём совершенно другую информацию, нежели его костюм, и эта информация считается более интимной и „подлинной“. Это влияет и на самосознание. Индивид осознаёт не только то, что под одеждой он голый, но и то, что его нагота — не такая, как у других. <...> Чувство своей раздвоенности и непохожести на других вносит в его жизнь элемент представления, игры, даже если в этом театре одного актёра он также и единственный зритель» (Кон И.С. Гомоэротический взгляд и поэзия мужского тела).
7 Хейлз Н.К. Як ми стали постлюдством: віртуальні тіла в кібернетиці, літературі та інформатиці / Пер. з англ. — К.: Ніка-центр, 2002. — С.336.
8 Покровский Н.Е. Российской общество в контексте американизации // Социол. исследования. — 2000. — № 6. — С.3-10.
9 Тульчинский Г.А. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к метафизике свободы // Вопр. философии. — 1999. — № 10. — С.35-53.
10 Морен Э. Утраченная парадигма: природа человека // Философ. и социол. мысль. — 1995. — № 5-6. — С.90-119.
11 например имени — эпизод после гибели Боба, когда имя к человеку возвратилось только после его смерти.
12 «Только в коллективности получает индивид средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков; следовательно только в коллективе возможна личная свобода. В действительной коллективности индивиды добьются в своей ассоциации и через ту же ассоциацию в то же время и своей личной свободы» (Маркс К. Экономико-философские рукописи 1844 года / Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.42. — С.116).
13 Этциони А. Новое золоте правило. Общество и нравственность в демократическом обществе / Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под. ред. В.Л.Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — C.329.
14 Френсис Фукуяма (F.Fukuyama) пишет по этому поводу: «Соотношение между индивидуализмом и общинностью в США за последние полвека сильно изменилось. Сообщества, основанные на морально-нравственных ценностях, из которых состояло американское гражданское общество в середине ХХ века — семья, объединения общественности по месту жительства, церковный приход, место работы, — подверглись суровым испытаниям, и, судя по некоторым признакам, общий уровень социализации понизился» (Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология // Под ред. В.Л.Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — C.153).
15 это выражается в достаточно массовых правых, консервативно-охранительных движениях, деятельность которых направлена на сохранение и возрождение ускользающих мужских привилегий. На волне неоконсерватизма
16 This is not a movie. It’s a town. It’s our home // Newsweek. — 1995, May, 1. — P.14-17.
17 Тимоти Мак-Вей (Timothy McVeigh) — организатор взрыва федерального здания в Оклахоме в
18 Известно, что в США фильмы определённого содержания производятся на деньги соответствующих госслужб. К примеру, полицейские сериалы, создающие положительный образ полиции, ею же и спонсируются; реклама ВВС США в серии фильмов
3 коментарі:
Хорошо сказал ;)
Лайма.
Спасибо, Лайма :)
К этому руку и я приложил, трудов так же не мало стоило ссылки искать мне :(
Дописати коментар