Когда-то, давно-давно, бабушка мне сказала, что она в борщ добавляет сахар. Сказать, что я был поражён, — не передаёт гаммы чувств и силу смятения, вызванных во мне этой малозначащей для неё фразой. Борщ мог быть для меня каким угодно — горячим, холодным, вкусным, острым, прокисшим, солёным... — но только не сладким, ибо сладкое — это к чаю, это мёд, это абрикос, это детская витаминка С из аптеки, это яблочный конфитюр на бутерброде, только не борщ.
Борщ с сахаром, вероятно, несколько смягчил второе потрясение: «Бёдра сожегши и сладкой утробы вкусив...» (Гомер). Оказалось (это уже были студенческие годы), что мясо тоже может быть сладким, даже без сахара! Вкусовым рецепторам было всё равно, как это называется, а вот сознанию нужно было узнать, что жаркое может быть не только тощим или жирным, сырым или прожаренным, но и сладким; что сладкое это не антоним кислому или горькому: «Эрос вновь меня мучит истомчивый — горько-сладостный, необоримый змей» (Сафо). Больше слов — полнее жизнь. Возможно потому мне немного жаль тех, чей внутренний глоссарий лишь ненамного богаче Эллочкиного
Читать далее
Introducing the {messy} package
1 день тому