Квир-семья: перспектива трансформации семейных отношений

Автор — Дмитрий Владимирович ВОРОНЦОВ, к. психол. н., доц. каф. социальной психологии Южного Федерального ун-та (г. Ростов-на-Дону, Россия)

Ссылка для цитирования: Воронцов Д. В. Квир-семья: перспектива трансформации семейных отношений // Моделі сім'ї: трансформації та тенденції розвитку. Матеріали конференції 25.09.2010: збірка доповідей та тез / упор. А. Б. Шаригіна, Громадська організація Харківське жіноче об'єднання «Сфера». — Харків: Видавництво «Точка», 2010. — C. 27–39.

Научные и политические баталии вокруг кризиса современной семьи, которая, как известно со школьной скамьи, является пресловутой «ячейкой общества» — основополагающим социальным институтом — не в последнюю очередь вызваны тем, что этот институт обеспечивает так называемый «гендерный порядок».

Под гендерным порядком, вслед за Р. КОННЕЛЛОМ, понимается исторически сложившийся паттерн властных отношений между мужчинами и женщинами, а также способы определения с их помощью того, что в обществе считается женским, а что — мужским /1/.

Почему кризис семьи так волнует людей? Да потому, что функционирование этого института напрямую связано с содержанием мужественности и женственности — ключевых характеристик нашей личности, поведения, отношений с другими людьми.

Почему семья в политическом дискурсе приобретает статус «священной коровы», почему этот институт сакрализируется? Потому что с определенным пониманием семьи связаны отношения власти: кто главнее, чьи интересы важнее, каковы будут наши возможности их удовлетворения, что будет доступно, а что — недоступно тем или иным людям.

Сам термин «институт» проник в социальное знание из юриспруденции, где он обозначает совокупность норм, регулирующих отношения между партнерами /2/. Следовательно, семья в качестве социального института в своей главной функции организует общественную жизнь и обеспечивает устойчивость связей в определенном аспекте — в сфере самых различных отношений, затрагивающих пол и сексуальность человека. Это и нормирование способов получения сексуального удовольствия (т. н. «половая функция»), и возложение ответственности за нового члена общества, возникающего в процессе удовлетворения сексуального желания («репродуктивная функция»), и трансляция культуры от старшего поколения к младшему («воспитательная функция»), и регулирование отношений производства и потребления («экономическая функция»).

Но главное — в определении того, что является семьей и кто может ее составлять, в определении характера отношений между членами этой группы всегда заложен и властный компонент, регулирующий проявления сексуальности в целом. Поскольку люди, вступая в отношения, объединяются в различные группы, они выстраивают отношения, в том числе основанные на определениях сексуальности.

Любые изменения в нормативном определении социального института «семья» влекут за собой серьезные изменения социального порядка в целом. На протяжении веков этот порядок основывался на принципах властной вертикали, доминирования и подчинения, зависимости и неравенства возможностей. Традиционная семья, семья буржуазного типа, советская семья — каждая по-своему воспроизводила и поддерживала такой порядок на межличностном уровне отношений, определяя, кто в семье является ключевой доминирующей фигурой, а кто — подчиненными зависимыми субъектами в зависимости от пола и сексуальности партнеров.

В основе большинства современных моделей семейных отношений лежат два принципа: гетеронормативности и патриархатности. Под гетеронормативностью полагается утверждение форм отношений, распространенных среди гетеросексуалов, в качестве стандартов или нормативов, к которым нужно стремиться. Патриархатность же характеризуется жестким разделением женских и мужских ролей, женских и мужских качеств и свойств, сопровождаемых закреплением за мужчиной главной и ведущей роли и априорным восприятием «мужского» в качестве общей нормы.

Одним из проявлений гетеронормативности является убеждение, что люди всегда делятся на две противоположные группы: мужчин или женщин, гомо- или гетеросексуалов, мужественных или женственных, исполняющих мужскую или женскую роль. Гетеронормативность фиксирует такой порядок гендерных отношений, при котором люди разного пола, разных сексуальных предпочтений, разных видов сексуального поведения оказываются в разных измерениях социального пространства, поделенного на публичную и личную (приватную, «невидимую» для большинства) сферы.

Нормативизм в качестве установки мировосприятия, по сути, всегда связан с дихотомией — разделением мира на две конкурирующие части, которые оказываются неравными по отношению друг к другу: одна часть приобретает права и привилегии, потому что «нормальная», другая же поражается в правах, дискриминируется, потому что «ненормальная». С нормативизмом связаны самые различные практики исключения «ненормальных» из пространства «нормальных» социальных отношений. Однако что есть нормальное, почему нечто воспринимается более значимым, чем другое? Ответы на эти вопросы до 90-х годов ХХ в. оставались за пределами научного осмысления нормативизма в целом и гетеронормативности в частности.

Патриархатность семейных отношений, прежде всего, проявляется в сведении сферы сексуальности исключительно к биологическим основаниям, в биологизации поведенческих ролей, исполняемых мужчинами и женщинами, в том числе с разными сексуальными предпочтениями. В основе патриархатности лежит убеждение в тотальности проявлений половой дихотомии и приоритете детородной функции сексуальности. Все роли, которые исполняют мужчины и женщины в общении и взаимодействии, рассматриваются в соответствии с этим принципом исключительно как проявление половой организации, которая, как известно, отличает мужчин от женщин только лишь детородной функцией. Однако патриархатная установка в мышлении «склеивает» разные ипостаси личности в некоторый единый комплекс: женщина-мать, мужчина-глава и т. п. При этом «опускается» то обстоятельство, что, к примеру, мать — это один из агентов социального феномена родительства — сопровождения процессов физического, эмоционального, интеллектуального и социального развития ребенка со стороны взрослых. И связь этого социального феномена с биологической организацией тела одного из родителей — весьма сомнительна.

Гетеронормативизм и патриархатность тесно связаны и поддерживают друг друга. Ведь что такое «нормальная» семья, которая «переживает кризис» в наше время? Это иерархическая структура с жестко закрепленными гендерными ролями. Муж и жена — супруги, которые в то же самое время выступают в качестве как минимум потенциальных отца и матери, — выполняют в ней репрессивные функции: каждый в своей сфере и по отношению к разным членам семьи.

Внутренняя структура иерархии членов «нормальной» семьи и характер властных отношений между ними фактически воспроизводят и поддерживают более крупные системы иерархий, в которые включена эта «ячейка» общества. Семья выступает «медиатором» отношений между отдельными людьми (индивидуальный уровень существования человека) и крупными социальными системами, в которые они включены (профессиональные, этнические, национально-гражданские и т. п. группы). Именно поэтому для того, чтобы быть включенным (а не исключенным) из процесса нормального социального взаимодействия человек должен быть включенным и в семью, которая будет считаться «нормальной» с точки зрения доминирующих социальных представлений. Если в господствующих социальных представлениях гендер иерархизирован по признакам пола и сексуальных предпочтений, то соответственно семья — для того, чтобы считаться нормальной — тоже должна быть выстроена в соответствии с этой иерархией и будет рассматриваться с точки зрения соответствия/несоответствия той норме, которая поддерживается господствующим гендером. Если гендер в социальных представлениях существует в качестве бинарной оппозиции, соответственно семья будет считаться нормальной только в случае наличия в ней иерархической структуры, которая строится на ключевой для этого института бинарной оппозиции.

С позиций гетеронормативности и патриархатности «нормальной» семьей может считаться только гетеросексуальная семья, воспроизводящая господствующую гендерную иерархию. Однако поскольку наряду с жестким нормативизмом возможен нормативизм допущений, учитывающий реальность совместных отношений, в которые вступают люди разного пола и сексуальных предпочтений, в социальной системе может складываться континуум семей с разной степенью «отклонений» от задаваемой гетеросексуальной нормы, опирающейся на мужское доминирование и женское подчинение. В любом случае в обществе, основанном на принципе гетеронормативности только «здоровая» гетеросексуальная семья будет рассматриваться всеми в качестве некоего идеального образца, которому следует максимально уподобиться, чтобы считаться «нормальным» членом гендерно иерархизированного общества.

А будучи замешанной еще и на патриархатности, нормальной будет считаться только такая семья, которая максимально приближается именно к бинарным гетеросексуальным отношениям, в которых четко разделяется «истинно» мужское и «истинно» женское. Именно принцип патриархатности производит, кстати, такие феномены в негетеросексуальных отношениях, как разделение на «активных» и «пассивных» в сексуальном аспекте партнеров с приписыванием им соответственно «мужских» или «женских» качеств. А механизмы социального влияния посредством гендерных ожиданий формируют у негетеросексуальных партнеров, разделенных на оппозиции по своим половым ролям, соответствующие личностные характеристики («назвался „активом“, так и будь же „мужчиной“ и наоборот»). Именно принцип патриархатности производит в гетеросексуальных отношениях феномены несимметричного родительства (когда матери отдается предпочтение в случае воспитания детей, а отцу навязывается роль «кормильца»).

В случае жесткого гетеронормативизма никакие другие семьи, кроме включающих разнополых партнеров, не будут считаться «нормальной» семьей, достойной социального признания. Однако такой жесткий нормативизм гетеросексуальности в области семейных отношений возможен только при следующих условиях: во-первых, когда сексуальность фиксирована только на деторождении, а не на удовольствии; во-вторых, когда свобода личностного самовыражения (в том числе в сфере сексуальности) ценится значительно меньше социальной конформности/типичности, обеспечивающей «нормальность».

Реальность сегодняшней жизни такова, что сексуальность в большей мере приобретает характер индивидуального выбора, центрированного на удовольствии, а не на деторождении. Расширяется неформальная публичная сфера, в которой функционируют иные по отношению к доминирующим нормы интимных отношений и оценки сексуального поведения. Как отмечают Е. ЗДРАВОМЫСЛОВА и А. ТЁМКИНА, уже в советском обществе конца 1970-х начались существенные изменения сексуальных практик, в которых нерепродуктивная сексуальность приобретала признак культурной легитимности /3/.

Это движение в целом согласуется с изменениями в отношении к сексуальности во всей современной европейской культуре. Упрочение ценности свободы личности по отношению к группе уменьшает степень социального контроля сексуальности, в том числе — с помощью института семьи. В условиях ценности личной свободы семья перестает выполнять функцию контроля сексуального поведения, как минимум, в тех формах и объемах, в которых она делала это раньше. Сексуальность вообще выделяется в автономную от семейных отношений сферу. На этом фоне, как отмечают Е. ЗДРАВОМЫСЛОВА и А. ТЁМКИНА, происходит отделение сексуального поведения от репродуктивного, расширяются возрастные рамки сексуальной активности, повышается внимание к сексуальной привлекательности тела.

Повышение ценности индивидуальной свободы наряду с развитием технологий жизни постепенно приводит к изменению иерархической системы гендерных отношений в сторону эгалитарности, возрастает толерантности в сфере сексуальной морали, что ведет к нормализации гомосексуальности на уровне повседневных, бытовых отношений в приватной сфере.

Акцентирование внимания на сексуальном удовольствии позволяет сделать гетеронормативизм менее жестким. Если в приватной сфере удовольствие можно получать с разными сексуальными объектами, то оно может быть нормализовано при сохранении формата традиционных, патриархатных гетеросексуальных отношений в качестве идеальной модели любых сексуальных отношений и при условии отсутствия публичности.

Таким образом, в условиях либерализирующегося отношения к сексуальности гетеронормативизм переключает внимание с проблемы выбора пола сексуального объекта на проблему соответствия отношений с сексуальным объектом любого пола по образцу гетеросексуальных. В этом случае возникает тенденция к узаконению типов семей, в которых партнеры не являются гетеросексуальными, однако, отношения в этих семьях нормализуются как если бы эти партнеры были гетеросексуальными.

Нормативизация всех гендерных отношений по типу отношений в патриархатной гетеросексуальной семье делает их узнаваемыми и признаваемыми в условиях либерализации сексуальности. Но насколько это уподобление отражает реальные желания и реальные практики всех людей? В любом случае остаются те «ненормальные», которые не реализуют гетеросексуальной патрирахатной нормы. Значит, это «плохие» члены общества? Требующие дискриминации и остракизма в отличие от «хороших» и «уподобившихся» «иных»?

Либерализация гетеронормативизма всего лишь расширяет границы приемлемного, однако, оставляет за рамками рассмотрения вопрос, почему же именно гетеросексуальный союз должен считаться единственно верной нормой. Отсылка к биологии, согласно которой-де именно гетеросексуальность является объективной нормой, является всего лишь идеологической базой гетеронормативности. В природе могут действовать совсем другие критерии нормальности. Например, понятие биологической нормы в концепции функциональных систем П. К. АНОХИНА /4/.

В соответствии с последней нормальный организм объединяет множество слаженно взаимодействующих функциональных систем, принадлежащих к разным или к одним и тем же структурным образованиям и обеспечивающих своей содружественной деятельностью гомеостазис и адаптацию живых существ к окружающей среде. Гомеостазис и адаптация в равной мере могут обеспечиваться как детородной, так и гедонистической функциями сексуальности.

Уменьшение степени контроля над сексуальностью приводит к ее автономизации относительно других компонентов гендерного порядка — содержания гендерных категорий (кого считать «нормальными» мужчинами и женщинами) и разделения гендерных ролей.

Таким образом, освобождение сексуальности приводит к подрыву не только традиционной гетеронормативности, но и такого базового принципа иерархических властных отношений как патриархатность. Бинарность оппозиции мужского и женского в нормативных представлениях начинает размываться. Поэтому идущая в связке с патриархатностью гетеронормативность начинает затруднять спонтанное личностное самовыражение в отношениях, не вписывающихся в прежний гендерный порядок. С повышением ценности индивидуальности человека и его свободы, гетеронормативность начинает подвергаться критичному пересмотру в различных сферах общественного сознания. Осознание влияния принципа гетеронормативности на характер гендерных отношений в целом, а также на формы и направления трансформации семейных отношений привели к возникновению нового термина — queer (квир).

Слово queer возникло в английском языке в XVI в. в качестве производного от немецкого quer (поперек, наперекосяк) и первоначально обозначало любое социально ненормативное, неприемлемое поведение. В конце XIX в. значение этого слова начало сужаться сферой неприемлемого сексуального и гендерного поведения: им все чаще стали называть женоподобных гомосексуальных мужчин, которым, как считалось, нравится быть пассивными сексуальными партнерами других мужчин (такое значение слова queer точнее передается русскими аналогами с негативным оценочным подтекстом — «пидовка», «педик» или «педерастическое»).

С развитием в общественном сознании идеи о несправедливости гетеронормативного социального порядка на одном из гей-прайдов, состоявшихся в Нью-Йорке в июне 1990 года, неизвестные участники запустили в обращение листовку с провокационным заголовком «Педики могут понять это» («Queer Read This»). В листовке выражался открытый протест против использования слова «гей» (gay — веселый, жизнерадостный) в качестве единственного позитивного самоназвания гомосексуальных мужчин. Авторы листовки утверждали: «Да, мы бываем веселыми, это точно. Но когда многие из нас — лесбиянок и геев — просыпаются утром, мы чувствуем злобу и отвращение, мы не веселы. Поэтому уж лучше честно называть нас педиками (квир), по крайней мере, это будет напоминать нам, как нас воспринимает остальной мир, а не только мы сами. Мы совсем не обязаны быть остроумными и очаровательными людьми в мире натуралов, где мы должны жить осмотрительно и только лишь на обочине жизни. Мы используем слово „педик“ (квир) и как геи, которые любят лесбиянок, и как лесбиянки, которые любят быть пидовками.

„Квир“, в отличие от „гей“ — это не только мужчины» /6/. Этот призыв послужил началом процесса придания оскорбительному слову иного смысла и стал вызовом доминирующему представлению о нормальности в условиях принудительной гетеросексуальности социальной системы. Политический подтекст нового словоупотребления быстро сделал слово квир «зонтичным» термином для обозначения всего сообщества лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров (ЛГБТ).

Новый политический смысл употребления слова в провокационном значении был подхвачен и развит учеными-феминистками. По мнению Кэтрин УОТСОН, в научный оборот термин квир был введен американской мыслительницей Терезой де ЛАУРЕТИС в 1991 году /5/. Его новым содержанием стало обозначение всего, что не вписывается в патриархатный гетеронормативистский порядок и выбивается из понятия «нормального» при таком порядке. Другими словами, им обозначается все, что находится за пределами «нормального» общества, основанного на гендерной дихотомии. А поскольку с гендерной дихотомией связан и феномен гендерной идентичности, отражающий социальное деление людей на четкие гендерные группы (по полу и по сексуальным предпочтениям), то посредством термина квир стали акцентировать внимание на условности и зыбкости границ любых четких определений гендерных идентичностей, которые находят выражение в самых различных и взаимопересекающихся поведенческих практиках.

Термин квир заостряет внимание на том, что в повседневной рутинной жизни четко зафиксировать границы сексуальной определенности не представляется возможным. Стремление определить себя в качестве натуралки/натурала, или лесбиянки/гея, или бисексуала (что на деле оказывается еще более проблематичным по причине смешения маркеров гендерной определенности в плане сексуальных предпочтений), а также стремление определить себя (доказать себе и другим) в терминах "настоящая женщина"/"настоящий мужик" (даже если ты имеешь не строго гетеросексуальные предпочтения) возникает только в условиях патриархатного гетеронормативного порядка, требующего четкого определения по типу «ты за левых или за красных?». Такое самоопределение, в свою очередь, задает нормативное нахождение субъекта в социальном пространстве (публичном или приватном.) и формирует определенных порядок мысли, который естественным образом вписывает его/ее в доминирующую гендерную систему.

Различные «неприличные» с точки зрения социальных ожиданий приватные практики живущих семейной жизнью гетеросексуальных партнеров в условиях гетеронормативности оказываются скрытыми и постыдными на уровне публичности. Здесь следует вспомнить о важном уточнении понимания публичности, сделанном Ю. ХАБЕРМАСОМ. Есть официальная публичность, которая образуется публичной властью, государством (т.е. политическая публичность), и есть «неофициальная» публичность, образуемая отдельными социальными группами и частными лицами вокруг каких-либо значимых только для них аспектов жизни /7/.

На уровне неофициальной публичности индивиды вполне могут реализовывать либеральные тенденции в развитии сексуальности и не видеть в этом ничего плохого, пока эта реализация остается их частной жизнью, или жизнью в ограниченном сообществе «понимающих» людей, единомышленников. Отказ же официальной публичной сферы следовать изменениям в отношении общества к сексуальности, с одной стороны, ведет к возникновению т.н. «лицемерной» сексуальности, а с другой — ко вполне закономерным попыткам власти повернуть вспять проявляемую на уровне неофициальной публичности тенденцию к либерализации сексуальности: ведь она подрывает прежний социальный порядок кардинальным образом. Отсюда и берут начало истерики по поводу морального разложения общества, происходят попытки законодательной борьбы, сопротивление попыткам изменения законодательной базы в сфере семейного права, истерия в отношении легализации однополых браков. Все это действительно связано с изменением ценностной системы в обществе «снизу». Однако если процесс либерализации уже был запущен, то идея критичного пересмотра имеющихся оснований гетеронормативного и патриархатного порядка функционирования института семьи, не может оставаться вне осмысления этого опыта.

Либерализация отношения к сексуальности, развитие институтов неофициальной публичности наряду с критическим осмыслением влияния гетеронормативности способствуют появлению различных квир-семейных практик (практик, не вписывающиеся в гетеронормативные патриархатные модели отношений в семейном союзе, или партнерстве). Отказ от жестких рамок бинарности, с которым связан термин «queer», размывает и модели семьи, основанные на бинарных отношениях. В этой связи возникает мысль о том, что некоторые модели партнерских отношений, реализуемые в ЛГБТ-сообществе по сути демонстрируют нам возможные тенденции развития гетеросексуальной семьи. Поскольку квир-практика делает акцент на игнорировании принципов патриархатности и гетеронормативности в отношениях, то понятно, что квир могут быть и гетеросексуальные пары, тогда как гомосексуальные пары вполне могут быть и не-квир, а полностью вписанными в пространство гетеронормативности, приспособленными к нему.

Что значит квир-семья в варианте ЛГБТ? Это совсем даже не легализованный однополый союз, точнее — он не сводится всего лишь к легализации и уравнении в брачно-семейном праве гетеросексуалов и ЛГБТ. Если под фактической семьей понимать любой парный союз вне зависимости от его юридического статуса и обязательности совместного проживания, то ЛГБТ пара вполне является семьей по существу дела (ad rem) . Только семьей, непризнаваемой на уровне официальной публичности.

Одним из ключевых отличий гомосексуальных отношений от гетеросексуальных является исключительно гедонистическое использование сексуальной функции. В условиях гетеронормативности и иерархической организации гендерной системы такое употребление сексуальности становится важным критерием различения и формирования особой гендерной идентичности. Она оказывается сфокусированной на свободном удовлетворении сексуального желания и игровой конверсии статусов (равный, но используемый сексуально и наоборот). В условиях жесткого гетеронормативизма в гомосексуальных парах может формироваться четкое разделение по половым ролям, которое в большей мере реализуется в публичной сфере, тогда как в приватной такое разделение не обязательно окажется жестким. В условиях «мягкого» гетеронормативизма и снижения степени поляризации гендерных различий в гомосексуальных парах получает развитие феномен «универсализма», гибкости сексуальных ролей.

Акцент на гедонистическом компоненте сексуальности отодвигает сексуальную верность партнеров на вторые роли. В условиях гетеронормативизма это приводит к разделению поведения в публичной и приватной сферах партнерских отношений: на публике — верность, в реальности — «блядство», которое рассматривается как неизбежное следствие, как минимум, мужской гомосексуальности. Осознание влияния на такое поведение феномена гетеронормативизма или же его игнорирование в случае формирования относительно закрытой и дружественной ЛГБТ среды общения создают основу для формирования ненормативных с точки зрения доминирующего гедерного порядка квир-семейных практик: открытое обсуждение возможности и практика сексуальных связей «на стороне», не нарушающая «по договору» особый характер отношений с основным партнером (согласование взаимоприемлемых механизмов свободного использования сексуальности); разделение жизненного пространства (практики отношений «по графику») с целью обеспечения возможностей свободной реализации сексуальности — промискуитетности. И при этом перечисленные характеристики отношений могут сочетаться со стабильными, длительными и удовлетворительными сексуальными и эмоциональными отношениями партнеров, ведением общего домашнего хозяйства и консолидированного бюджета пары.

Отсутствие сексуальной верности и стремления ее поддержания на уровне публичности (нормативной видимости), прерывистость отношений (например, 2-3 дня вместе, в остальное время порознь), высокий уровень автономии партнеров, раздельный досуг, уважение права партнера на свободное использование сексуальности (например, предупреждения в случае необходимости изменения графика встреч) — все это делает отношения «странными» именно с позиции патриархатной гетеронормативности. Подобные отношения трудно представить в парах, для которых деторождение является ведущей функцией сексуальности, поскольку такой формат максимально затрудняет реализацию этой функции.

Но подобный формат отношений. Но их легко распространить на те разнополые союзы, для которых деторождение также не является целью. Единственное, что сдерживает такое распространение — ограничение свободы выбора со стороны официальной публичной гетеронормативности, задающей параметры нормального и ненормального поведения представителей доминирующих гендерных групп (гетеросексуальных мужчин и женщин) и предполагающей необходимость четкой дихотомии «истинных» и «педерастических» (в широком смысле «квир», а не только в сексуальном плане) отношений между людьми.

Подводя итог, можно выдвинуть тезис о том, что некоторые квир-практики, ранее обнаруженные мною в исследовании специфики партнерских отношений в ЛГБТ-сообществе /8/, демонстрируют возможности развития института семьи в условиях отказа от репрессивной бинарной модели гендерных отношений, основанной на принципах партриархата и гетеронормативности.

Литература

1. Connell R. W. (1987). Gender and Power: Society, the Person and Sexual Politics. Allen & Unwin.
2. Глотов М. Б. Социальный институт: определение, структура, классификация // Социологические исследования. 2003. № 10. С. 13–19.
3. Здравомыслова Е., Тёмкина А. Советский этакратический гендерный порядок // Российский гендерный порядок: социологический подход: Коллективная монография / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Тёмкиной. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в С.-Петербурге, 2007. С. 96-137.
4. Анохин П. К. Принципы системной организации функций. М., «Наука», 1973.
5. Watson K. Queer Theory. Group Analysis. 2005. Vol. 38. Pp. 67-81.
6. Queer Read This: A leaflet distributed at pride march in NY. Published anonymously by Queers, June, 1990. [Электронный ресурс]: http://www.qrd.org/qrd/misc/text/queers.read.this
7. Habermas J. (1989). The Structural Transformation of the Public Sphere: An Inquiry into a Category of Bourgeois Society. Cambridge.
8. Воронцов Д. В. «Семейная жизнь — это не для нас»: мифы и ценности мужских гомосексуальных пар // Семейные узы: Модели для сборки: Сб. статей. Кн. 1 / Сост. и редактор С. Ушакин. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 576-607.